Псевдодзенские притчи (полушуточные):
Притча о небесной влаге В год 1997-ой от рождества Парамона Мещанского, когда энергии человечества пересеклись с Вселенской Душой Ненасилия в районе лямбды Водолея, случилось сие судьбоносное событие. Великий мастер дзена и криоботаники шри Дуба-Заби вместе со своим верным учеником Навашари сидели в ночной тишине на скальном утесе возле грязной автозаправки, что на трассе от северного Непала к сверхсеверному Непалу. Сидели, созерцали беспредельность, слушали Лед Зеппелин и вдумчиво поглощали ватрушки. Великому мастеру Дуба-Заби было тогда 272 года, хотя по паспорту лишь 269. Сам же он давно не знал, сколько ему лет, и что такое паспорт. Ибо достиг в принятии пустоты таких высот, что даже мог разговаривать молча, но все его понимали. А с ментами он вобще не разговаривал, даже молча, отчего менты стыдились и уходили прочь в тяжких раздумьях. И поэтому не нужен был паспорт мудрому Дуба-Заби. Известен он был по всему Тибету своей проницательностью, стойкостью к укусам пчел и тяжелой своей дзенской палкой. Множество учеников было у мастера Дуба-Заби, а самым примерным был Навашари Федотович Сальников, в прошлой жизни советский инженер, но за заслуги перед культурной революцией переродившийся в тибетского монаха. И хоть чист он был духом и светел в мыслях, как звенящая тишина горного утра, карма прошлых воплощений тяготила его, посему был Навашари ленив, неопрятен, любил смотреть футбол по телевизору и изредка даже бухал, как свинья. А на следующее утро приходилось мастеру Дуба-Заби лечить ученика от похмелья палкой и притчами о пустоте. В ту ночь учитель и ученик сидели на утесе, ели ватрушки и смотрели на небо. И вот, после двух часов молчания Дуба-Заби спросил: - Что ты видишь, Навашари? Ученик подумал и ответил: - Я вижу небо, учитель. - Ну нифига же себе, серьезно? Федотыч, я не пойму, мы тут постигаем дзен, или алфавит разучиваем? - И ударил ученика палкой по голове. Долго молчал Навашари, глядя на небо и размышляя над вопросом. Тысячи звезд высыпали над спящим Тибетом и безмолвно перемигивались друг с другом. - Я знаю, учитель, - сказал наконец Навашари, озаренный гениальной мыслью. - Небо всего лишь завеса, как бы огромный дуршлаг, накрывающий наш мир. А звезды - это дырки в дуршлаге, пропускающие Великий Белый Свет, и дающие нам надежду когда-нибудь вырваться из сансары и вернуться к нему! Дуба-Заби зловеще нахмурил густые брови: - Я смотрю, Навашари, опять ты пил на днях денатурат с дальнобойщиками? Ты себя то послушай, что ты несешь?! Ну и что ты съежился весь? Есть у тебя третья попытка. И давай еще по ватрушке. И снова сидели они молча, глядя в небо и закурив по ватрушке. То есть, зажевав, конечно. И видел Навашари в узорах звезд незримое движение, медленный танец, текущий в такт его мыслям, и в танце этом звучала музыка, или это была музыка, подобная движению звезд. И сам Навашари был среди этой музыки звезд, затерявшийся в ней крошечной песчинкой. Все это он чувствовал, но не мог вымолвить не слова. Но мастер Дуба-Заби понял, и беззвучно спросил ученика: - Навашари, если ты танцуешь среди звезд, то где же находятся эти звезды? И ясно увидел Навашари, что вся эта феерия звезд танцует и поет в нем самом, и все звездное небо лишь крохотная часть необозримого мира, в котором нет ни пространства, ни времени, и который есть он сам. Тогда снова безмолвно заговорил Дуба-Заби: - Как же так, ты танцуешь в небе, а небо танцует в тебе? Не протестует ли твой разум? Но Навашари не стал думать над словами, и тут же понял, что он подобен незримой влаге, что льется с небес на землю и с земли на небо. И заполнял он все небо, а небо заполняло всего Навашари. И так было всегда, и всегда так будет, даже если не станет ни Навашари, ни звезд, ни неба. Неизвестно сколько времени смотрел он, созерцая движение мира, но когда он снова упал в свой разум, звезды на небе почти не сдвинулись. Может, прошло десять минут, а может, прошла вечность и десять минут. Ничего не сказал по этому поводу довольный мастер Дуба-Заби, лишь похлопал ученика по плечу и промолвил: - Пора спать, Навашари, завтра рано идти по грибы, да по ягоды. Да и устал я как-то за сегодняшнюю вечность... И, конечно же, ударил его палкой по голове.
Притча о любви В год 1231-ый от даты возведения Города-на-Пене, когда повстанческие силы магических койотов пытались захватить мавзолей Ленина, случилось сие судьбоносное событие. Великий мастер дзена и плетения ковров шри Дуба-Заби вместе со своим верным учеником Навашари сидели на веранде загородного дома мастера, и пили чай с ватрушками. Учитель заметил, что Навашари чем-то озабочен последнее время, хоть вроде и давно не бухал. Но он не подавал виду, а просто держал палку наготове. Наконец Навашари заговорил сам: - Учитель, а можешь ли ты ответить, что происходит с любовью, когда она заканчивается? Дуба-Заби был истинным мастером дзена, и ввести его в замешательство было практически невозможно, но в тот момент он так удивился, что даже выкашлял всю ватрушку. Справившись с кашлем, он произнес: - Навашари, ты что-то сейчас сказал, или мне приглючилось? - Видишь какое дело, учитель, - ответил ученик, поглядывая на палку. - Была у меня раньше любовь, но она кончилась, и теперь ее нет. Вот мне и интересно, что же с ней стало? Тут мудрый мастер Дуба-Заби зашелся таким диким хохотом, что распугал всех злых ками в округе, и даже забыл ударить Навашари палкой по голове. Отсмеявшись и скушав еще одну ватрушку, он степенно, как и положено трехсотлетнему старцу, произнес: - Юноша, вы или цинично надо мной издеваетесь, либо непроходимо глупы. В любом случае, я больше не буду учить тебя, пока ты сам не найдешь ответ на свой вопрос. А теперь иди. - И, ударив ученика на прощание палкой по голове, он пожелал ему счастливого пути. Навашари отправился искать ответ. Сначала он пошел в город, где раньше, как он считал, уже находил любовь, а значит, там же надо искать то, что от нее осталось. Любовь-то в городе была, но какая-то чужая, и блеклая, и умозрительная. И она приходила, и уходила, а откуда и куда - было совершенно не понятно. Несколько раз Навашари казалось, что он ухватил за хвост ответ, но ответ тут же ускользал, и оставался только хвост. В замешательстве он искал ответов у мудрых, но все они лишь разводили руками, мол, тайна бытия и закон природы, никто не знает, и тебе не советуем, живи как живется. Ни интернет, ни радио, ни грамофонт не давали ответов. Три года провел Навашари в городе, ища ответ на свой вопрос, но лишь окончательно запутался. Совершенно отчаявшись, он выбросил в мусорку кучу надерганных хвостов, и собрался было мрачно забухать с местными маргиналами-телеевангелистами, но, вспомнив тяжесть палки мастера Дуба-Заби, отказался от этой мысли. Тогда Навашари отправился прочь из города, в дикий лес, чтобы отдохнуть от людей и поискать что-нибудь типа ватрушек. В сумерках он нашел укромную полянку, неподалеку нашлись и ватрушки. От пуза поев ватрушек и послушав плеер, Навашари уснул. И спалось ему, надо сказать, лучше всего за последние три года. А проснувшись по утру в чудесном настроении и прочитав запредельную мантру, он отправился гулять по лесу. Все-то в этом лесу было радо Навашари, и птицы пели для него, и цветы раскрывались перед ним, и деревья обнимали его своими тенями. И начал Навашари понимать, что тут все не просто. Ибо птичьим пением была любовь, полетом бабочки была любовь, прохладными тенями была любовь, и радужными красками цветочных ковров была любовь. Навашари вышел к небольшому озеру с водопадом, и увидел, что не вода льется по водопаду, а любовь. И была та любовь везде, и в самом Навашари тоже. Так протусовался Навашари в лесу еще три года, ибо не надо было никуда идти, потому что куда не иди - везде любовь. И даже ватрушек никаких не надо. Но однажды он вспомнил о старом Дуба-Заби, и поспешил в его дом, рассказать о своем открытии. Мастер Дуба-Заби выслушал рассказ ученика с непроницаемым лицом, и спросил: - А нашел ли ты ответ, куда девается любовь? - Нет, учитель, - ответил Навашари. - Не нашел, ибо никуда она от меня еще не делась. Вот когда уйдет, может я и пойму. Тогда Дуба-Заби произнес уставшим голосом: - Ну представь, что не станет птиц. Не станет ни цветов, ни деревьев, ни рек, ни водопадов. И города того нелепого не станет. Всего того, что видел ты в путешествии, не станет. И нас с тобой не станет. Что же останется? И застыл тогда изумленный Навашари с так и не сорвавшимся с уст ответом. А Дуба-Заби, улыбаясь, добавил: - А ты говорил, она куда-то девается! И рассмеялся Навашари тем же безудержным смехом, что и его учитель шесть лет назад. И мастер Дуба-Заби засмеялся вместе со своим учеником, ударив его палкой по голове.
Притча в тему Рождества:
Церковная свечка Жила-была Свечка. Не простая, а церковная. Когда родилась она на церковном заводе в Софрино, священник в золотых ризах окропил её вместе с другими такими же свечами святой водой, прочитал молитвы и стала Свечка готовиться к своему часу, ждать с нетерпением момента, когда загорится она золотым огоньком перед Чудотворной Иконой... А что её зажгут именно перед чудотворной иконой, героиня сего рассказа ни минуты не сомневалась: во-первых потому, что в Православной Церкви все иконы чудотворные, а во вторых... ну не могла наша знакомая себе представить, что её - её! - Свечку! - И не поставят на самый высокий подсвечник. В глубине души юная свечечка была уверена, что, хоть с виду она ничем не отличается от своих подруг, а всё же - особенная она, лучшая. Впрочем, внешне этих своих мыслей Свечка не выказывала, т.к. знала, что смирение - главная добродетель. Поэтому, когда их с подругами наконец-то вытащили из большой картонной коробки, в которой они были привезены в храм и стали аккуратно складывать в ячейки свечного ящика, наша знакомая не полезла в первые ряды. Она смиренно уступила дорогу одной, второй своей товарке (про себя подумав, насколько же она выше их в своём самоотвержении)... И вдруг почувствовала, что оказывается в самом низу. Куда только девалась Свечкина добродетель! Она полезла вверх - скорее, скорее! - но всё равно оказалась где-то в самой гуще, в толчее, в середине ящичка. Обидно стало Свечке... «А я-то думала - жаловалась она про себя - что Господь за моё смирение устроит так, что окажусь я на самом верху... Пересмирялась.» - мрачно резюмировала свеча. А в это время начали читать часы к Божественной Литургии. В храме стал прибывать народ, люди подходили к ящику, покупали свечки... Наша знакомая лежала в середине лотка и грустила. Но вот дошла очередь и до неё. Ближе к концу Литургии Оглашенных к свечному ящику подскочила запыхавшаяся девочка лет четырнадцати (опять опоздала!) и быстро прошептала: «мне семь свечей по рублю!» Ура! Наконец-то! Наконец её несут к предназначенному ей высокому месту! А она-то унывала! Конечно, ведь если бы её забрали из ящика раньше - Свечке пришлось бы сгореть ещё до главной части Литургии. А теперь!.. Теперь она воссияет на свещнице во время самого Евхаристического канона! Она будет гореть ярче всех! Она... Ах да, Свечка, ты же должна быть смиренной и думать не о себе, а о Господе, служить Ему, а не заниматься самолюбованием... Да... И всё же, всё же!!! - Так мечтала свеча, не слыша, как прочитали Евангелие (между Апостолом и Евангелием девочка успела зажечь двух Свечкиных подружек: одну поставила на праздник, другую на канон). До Херувимской Юля успела передать к иконам ещё четыре свечи... Наша знакомая осталась одна. «Сейчас - пела её душа - сейчас меня поставят вон к той иконе! Или к этой!.. Ах, жалко, что на праздник отправили не меня... Ну да ладно. Наверное, меня ждёт что-то ещё более высокое, а там стоит так много свечей - можно и затеряться!» И тут раздалось тихое, мелодичное: «И-ии-иже Херуви-ии-имы...» - Юля благоговейно перекрестилась и решила: «Всё. Хватит бегать по храму. Господу нужна молитва, а не свечки; последнюю потом зажгу.» - И, раскрыв сумочку, бережно положила Свечку между молитвословом и кошельком. Свечка оторопела. Как! Её - и в тёмную сумку, рядом с каким-то презренным кошельком, когда другие пламенеют на Литургии! Это жестоко и несправедливо!!! В глубине воскового сознания мелькнула мысль, что надо терпеть и смиряться, что на всё воля Божия и не её, маленькой свечки, дело - спорить с Божественным Промыслом, Который лучше знает, что и когда ей полезно. Но буря возмущения, бушевавшая в полупарафиновой душе, смела эту мысль, как лёгкий лепесток. «Это ужасно! - бушевала Свечка, всё более озлобляясь - я не стану этого терпеть! Такое испытание превосходит мои силы! Ах, зачем я с самого начала не лезла наверх, пыталась смиряться... Но теперь - все - не буду больше требовать от себя сверх сил!» - Так кипятясь, Свечка не замечала, что всё сильнее и сильнее размягчается. А решив, что больше не будет смиряться, она нервно задёргалась и попыталась силой пролезть к выходу из сумочки. Дёрнулась раз, второй... - и разломилась на несколько повисших на фитиле обломков. «Ах, какая жалость! - подумала Юля, доставая из сумочки изломанную Свечку - А я-то хотела поставить её перед образом Всех Святых...» Девочка попыталась слепить разломленные кусочки, но это не удалось. Тогда она вновь убрала злополучную свечу в сумочку. Бедная Свечка очнулась у Юли дома. Девочка держала её над огоньком другой свечи и приговаривала: «Так... Сейчас починим тебя. Всё-таки ты церковная свечка, нельзя тебя выбрасывать... Терпи, терпи, не ломайся!» Свечке было больно и обидно, что её плавят на другой свече, да ещё откуда-то сбоку, но она уже не смела ломаться, ибо поняла, что если она переломится, хуже будет только ей... Наконец Свечку положили на полочку под иконами. «Буду зажигать ею лампадку.» - решила Юля. Взглянув на себя, Свечка не знала, радоваться ей, или плакать: её восковой остов вновь приобрёл целостность, но был покрыт бугорками и впадинами, оплавлен и даже немного закопчён. Потянулись серые будни. Целыми днями лежала Свечка на полочке под иконами, и только редко-редко, когда почему-то угасал огонёк в лампаде, её брали в руки и зажигали - совсем ненадолго - чтобы передать её пламя масляному светильнику и вновь потушить на неопределённое время. Сначала Свечка целыми днями плакала - сперва от злости и обиды, завидуя и неугасимой лампаде, которой ей приходилось служить, и оставшимся в храме сёстрам... Потом пошли слёзы от тоски, обиды на себя за собственные нетерпение и нестойкость... Постепенно они сменились тихим покаянным плачем, и вот уже свечка ни на кого и ни на что не роптала, она предавала себя в волю Божию и мирно думала, что должен же кто-то и в доме христианском служить Господу, и лампаду пред бумажными образками возжигать... Так прошло лето, осень, миновал и Рождественский Пост... Наступил Сочельник. Юля с мамой надели белые платочки и поздно вечером вышли из дома. В квартире осталась одна старенькая бабушка, которая по болезни давно уже никуда не выходила. Она включила телевизор, попыталась смотреть трансляцию праздничного Богослужения... Нет, что-то не то! Только начнёшь молиться - комментатор прерывает службу своими объяснениями. Бабушка выключила телевизор, подошла к домашнему иконостасу. Взяла книжицу с красивой надписью «Рождественское Богослужение» и ...потянулась за Свечкой. «Зачем я ей? - подумала наша знакомая - Лампада, кажется, не погасла...» Но старушка сделала то, о чем смирившаяся до земли свеча не смела и мечтать. Вместо того, чтобы зажигать её серной спичкой, бабушка осторожно поднесла свечу к горящей лампаде и, затеплив от неё свечной огонёк, начала читать: «Христос рождается - славите, Христос с небес - срящите...» Свечка трепетала от святых слов, пламенела, как могла, не смея в то же время слишком дерзновенно тянуться огоньком вверх, чтобы не обжечь старушку... «Рождество Твое, Христе Боже наш...» Свечка уже не замечала, где она, на какой свещнице поставлена, кто видит её... Она горела Богомладенцу Иисусу и пламенная душа её летела в Рождественскую высь...
Просто мудрые притчи:
Бабушкины советы - Бабушка, как мне понять, что я влюбилась? - Очень просто, внученька. Ты помнишь, как вы познакомились? - Конечно, бабушка. Я помню не только наше знакомство, но и каждую встречу: как мы первый раз улыбнулись друг другу, как первый раз взялись за руки, как поцеловались. Знаешь, бабушка, я даже помню, всё-всё-всё, о чём ему рассказывала; над какими его шутками смеялась; как готовилась к каждому свиданию; во что была одета, чтобы ему понравится. Это любовь, бабушка? - Нет, внученька. Любовь – это когда помнишь, во что он был одет на свиданиях. А если помнишь себя, это влюбленность. Сложи куклы в ящик, внученька. Бабушка, скажи мне, когда наступает время расставаться? Может, лучше уходить после первой же ночи, пока еще нет неоправдавшихся надежд, не дожидаясь выяснения отношений, оставив на память только смущённое приятное воспоминание? Или после многих и многих ночей, когда всё само потихонечку исчезнет, неизвестно куда и почему; спокойное «экологическое» расставание, без боли чего-то рвущегося, без надрывов и криков? - Тут всё очень просто, внученька. Уходить надо не после какого-то определенного количества ночей, а после первого же утра, когда тебе не захочется встать пораньше и приготовить ему завтрак. Напои его тогда чаем, поцелуй на прощанье и закрой дверь. Бабушка, он мне до сих пор снится… - Внученька, вспомни прошлогодний снег. - При чём тут прошлогодний снег? Я же совета у тебя хотела попросить, а не о погоде поговорить. - А я тебе, внученька, его уже и дала. Если ещё болит, если ещё не до конца забылось, если вздрагивает ещё внутри, то ты скажи про себя мысленно: «Прошлогодний снег». И относись к тому, что у вас было, точно так же. Невозможно сохранить снежинку летом, внученька, - приходит и ей время растаять. И хоть тебе сейчас в это тяжело поверить, но обязательно выпадет новый снег. Просто доверься времени и дождись его, нового, свежего, чистого, первого снегопада. Но если ты еще тоскуешь по тому, что прошло, повторяй про себя: «прошлогодний снег, прошлогодний снег, прошлогодний снег». - Бабушка, я буду бороться за свою любовь. Я не отдам его просто так. Не опущу руки, не сдамся без боя! - Внученька, знаешь ли ты такую любимую игру школьных массовиков-затейников, когда надо бегать вокруг стульев, которых заведомо на один меньше, чем играющих; а когда закончится музыка, успеть занять стул первым? Внученька, ты ведь играешь именно в эту игру, когда пытаешься "бороться". Зачем же бегать вдвоём, а то и втроем вокруг одного стула, пытаясь перехитрить соперниц и занять его первым, смеша окружающих, злясь и нервничая? Оглянись вокруг - возле стенки стоят много других незанятых стульев. Ты же уже взрослая, внученька, пора перестать играть в детские игры. - Бабушка, почему мне так больно? Я ревную буквально к любому произнесённому им женскому имени. Когда он не поднимает трубку, я тут же представляю себе, что он с другой. Когда он рассказывает о какой-то женщине, я сразу начинаю думать «было ли?». Ревную к «бывшим», к друзьям, коллегам на работе, к случайным встречным. Как перестать себя мучить, бабушка? - Внученька, ревность – это обманчивое чувство. Ты не ревнуешь, ты боишься потерять. Но ты не бойся, внученька, это бессмысленно. Потому что если повода для ревности нет, то ревновать глупо, а когда повод уже есть, то поздно. - Все мужчины одинаковые! Бабушка, ему стоит только сказать мне первый раз "привет", а я уже знаю, как он будет вести себя дальше, какие анекдоты рассказывать, как улыбаться, как прикасаться, как ссориться и уходить. - Ты не права, внученька. Все мужчины разные. Просто нам нравятся похожие мужчины. Тебе нравятся скромные, "домашние"? Тогда почему ты сетуешь, что опять попался зануда, который никуда не хочет выходить из дома? Если ты выбираешь мужчину "душа компании", то не удивляйся, что прийдётся делить его с друзьями, а, зачастую, и параллельными подругами. Если любишь романтиков, то будь готова не только к свечам, стихам и шампанстому, но и к периодическим депрессиям и исчезновениям, которые он будет объяснять "творческими кризисами". Выбираешь мужчину, за которым сможешь быть "как за каменной стеной" - не удивляйся, что не смоежшь найти в этих стенах двери на волю. Женщины выбирают похожих мужчин, а потом удивляются, что они все одинаковые. - Бабушка, я не знаю, как сказать ему, чтобы не сделать больно. Он не заслужил банального «давай останемся друзьями». Он хороший, а мне придётся поступить с ним жестоко. Что мне делать, бабушка, как сказать ему, что между нами все кончено? - Внученька, запомни: в последней фразе, которую ты скажешь мужчине при расставании, он должен услышать не только неизбежную жестокость, но и благодарность за всё то хорошее, что у вас было. Ведь когда он будет вспоминать тебя, он, неизбежно, будет вспоминать и ваше расставание. И если ты хочешь, чтобы при воспоминании о тебе его глаза улыбались, не выясняй отношений при прощании. Скажи ему только одно: "мне больше не нужно твое присутствие, чтобы любить тебя". И всё, уходи. Бабушка, я не знаю, стоит ли ему всё рассказать. Вроде бы и ничего такого не было, но вдруг он узнает? И признаваться вроде не в чем, но и рассказать не могу. И как я могу требовать от него быть честным со мной, если сама начинаю что-то скрывать и недоговаривать? - Внученька, запомни три простых правила. Первое: никогда и ни при каких условиях не обманывай его. Второе: Никогда и ни при каких условиях не изменяй ему. И третье: если уж обманула и изменила, то никогда, ни при каких условиях не рассказывай ему об этом. Только помни, внученька, как бы тебе ни хотелось, но последнее правило следует только за первыми двумя. - Бабушка, я не понимаю что происходит: он вдруг куда-то просто исчез. Все было хорошо, а потом так внезапно, без объяснений просто исчез. Я его уже не вижу, молчит телефон, и даже случайно мы больше не видимся. Может, что-то случилось? Или я обидела его случайно? Может, стоит позвонить и поговорить, выяснить, что же всё-таки происходит? - Внученька, не стоит, поверь мне. Ведь ты и сама знаешь ответ, только не хочешь себе в этом сознаться. Он не звонит, потому что не хочет – это очень просто. Запомни, внученька, до тех пор, пока мужчина заинтересован в женщине, он не исчезнет. Он будет обрывать телефон, караулить у подъезда, организовывать случайные встречи. И никакие причины, даже самые веские, не станут причиной того, что его не будет рядом, если он этого хочет. И если ты не хочешь заставлять его врать в ответ на твой вопрос о том «почему он пропал из твоей жизни» про то, что был занят или много работы, то лучше не спрашивай. И если не ищешь лишнего повода сделать себе еще больнее услышав правду, то тоже не спрашивай. Ты ведь и так знаешь ответ.
Тактика Вы могли видеть это по телевидению, слышать об этом по радио или из газет, но в этот раз ежегодный мировой чемпионат проводился в британской Колумбии. Финалистами были канадец и норвежец. Их задача была такова. Каждому из них отводился определенный участок леса. Победителем становился тот, кто смог бы повалить наибольшее количество деревьев с 8 утра до четырех часов дня. В восемь часов утра раздался свисток и два лесоруба заняли свои позиции. Они рубили дерево за деревом, пока канадец не услышал, что норвежец остановился. Поняв, что это его шанс, канадец удвоил свои усилия. В девять часов канадец услышал, что норвежец снова принялся за работу. И снова они работали почти синхронно, как вдруг без десяти десять канадец услышал, что норвежец снова остановился. И снова канадец принялся за работу, желая воспользоваться слабостью противника. В десять часов норвежец снова включился в работу. Пока без десяти одиннадцать он ненадолго не прервался. С все возрастающим чувством ликования канадец продолжил работу в том же ритме, уже ощущая запах победы. И так продолжалось целый день. Каждый час норвежец останавливался на десять минут, а канадец продолжал работу. Когда раздался сигнал об скончании соревнования, ровно в четыре часа пополудни, канадец был совершенно уверен, что приз у него в кармане. Вы можете себе представить, как он удивился, узнав, что проиграл. - Как это получилось? - спросил он норвежца. - Каждый час я слышал, как ты на десять минут прекращаешь работу. Как, черт тебя подери, ты умудрился нарубить больше древесины, чем я? Это невозможно. - На самом деле все очень просто, - прямо ответил норвежец. - Каждый час я останавливался на десять минут. И в то время как ты продолжал рубить лес, я точил свой топор.
Друг У одного африканского короля был близкий друг, с которым он вместе вырос. Этот друг, рассматривая любую ситуацию, которая когда-либо случалась в его жизни, будь она позитивная или негативная, имел привычку говорить: «Это хорошо!» Однажды король находился на охоте. Друг, бывало, подготавливал и заряжал ружья для короля. Очевидно, он сделал что-то неправильно, готовя одно из ружей. Когда король взял у своего друга ружьё и выстрелил из него, у него оторвало большой палец руки. Исследуя ситуацию, друг как обычно изрёк: «Это хорошо!» На это король ответил: «Нет, это не хорошо!», — и приказал отправить своего друга в тюрьму. Прошло около года, король охотился в районе, в котором он мог, по его мнению, находиться совершенно безбоязненно. Но каннибалы взяли его в плен и привели в свою деревню вместе со всеми остальными. Они связали ему руки, натаскали кучу дров, установили столб и привязали короля к столбу. Когда они подошли ближе, чтобы развести огонь, они заметили, что у короля не хватает большого пальца на руке. Из-за своего суеверия они никогда не ели того, кто имел ущербность в теле. Развязав короля, они его отпустили. Возвратившись домой, он вспомнил тот случай, когда он лишился пальца, и почувствовал угрызения совести за своё обращение с другом. Он сразу же пошёл в тюрьму, чтобы поговорить с ним. — Ты был прав, — сказал он, — это было хорошо, что я остался без пальца. И он рассказал всё, что только что с ним произошло. — Я очень жалею, что посадил тебя в тюрьму, это было с моей стороны плохо. — Нет, — сказал его друг, — это хорошо! — Что ты говоришь? Разве это хорошо, что я посадил своего друга на целый год в тюрьму? — Если бы я не был в тюрьме, то был бы там вместе с тобой. -ответил друг.
Маленький фонарщик В те времена, когда фонари зажигали огнем, по улицам каждый вечер ходили фонарщики и приносили свет в каждый переулочек. В то время жил маленький фонарщик, он был низенького роста, невзрачный старичок. Каждый вечер он ходил по переулкам и чиркал спичкой по своей подошве, зажигая фонари, каждая темная улочка становилась светлей обычного. Семьи у него не было, он был тихий, незаметный, люди, живущие рядом, не знали о нем ничего; дети насмехались, обзывая карликом, а взрослые называли лодырем, поэтому он предпочитал выходить на улицу только по вечерам, зажигать фонари, а после любоваться ночным небом. Каждый раз, чиркая спичкой по подошве, маленький фонарщик уменьшался в росте, однажды к нему подошел другой фонарщик: "Как ты можешь? Ведь ты совсем исчезнешь, ты для людей не жалеешь жизни, а они ничего взамен, лишь оскорбления. Не справедливо, не правильно". На что он ответил: "Если я не буду зажигать фонари, то люди останутся без света. А как же они без света? Если кто ночью пойдет по темной улице, разве он дойдет до дома? Так до утра и будет блуждать. Справедливо разве? А свет на улице будет, тот человек до дома дойдет, а в глубине души спасибо скажет, и мне спокойней будет." Так и продолжал маленький старичок чиркать спичкой по подошве и уменьшаться, пока вовсе не исчез. Никто и не заметил, что стало на одного человека меньше, только вот вечерами стало теперь темно...
|